Проблемы третьего сектора обсуждались и обсуждаются постоянно. Тысячи публикаций, сотни разнообразных брошюр и сборников о том, как сделать работу неприбыльных негосударственных организаций (НГО) более эффективной увидели свет, а воз и ныне там.

Одной из основных проблем, тормозящих развитие третьего сектора, традиционно считают несовершенное законодательство, которую планируется одним махом разрешить, приняв закон «Про громадські організації» вместо морально устаревшего закона “Про об’єднання громадян”. Проект закона вынесен на всеобщее обсуждение, но при этом упускается из виду важный момент, что одними формальными законодательными реформами проблему не решить. Дело не столько в законодательной базе, которая, конечно же далека от совершенства, но и в отношении государства к НГО, в позиции самих НГО, в неразвитости гражданского самосознания в конце концов.

В демократическом обществе должно иметь место полноценное партнёрство государства и негосударственного сектора, это декларируется всеми участниками процесса. Но готово ли государство к такому партнёрству? И как видят это партнёрство представители НГО? Прежде всего, углубляясь в проблематику, следует выделить следующие вопросы, на наш взгляд являющиеся краеугольными в развитии третьего сектора.

Итак:
 

1. Что такое “третий сектор”, в чем его отличия от государственных и коммерческих структур?  
2. Какую пользу обществу могут принести некоммерческие и негосударственные организации?
3. Как отличить реально работающие на пользу общества организации от “пожирателей грантов” или просто прикрывающих общественной деятельностью зарабатывание денег субъектов?  
4. Как государство и местная власть могут конструктивно взаимодействовать с третьим сектором?

Третий сектор – понятие довольно широкое и не имеющее чётко обозначенных границ. Если следовать определению буквально, то это всё то, что не имеет прямого отношения к государству и к бизнесу. Сюда однозначно следует отнести политические партии, профсоюзы, различные формы самоорганизации населения и даже масс-медиа. Но у нас, как правило, употребляют это слово в узком смысле, подразумевая, прежде всего, общественные и благотворительные организации. В русском языке слова “общество”, “община” одного корня, так же как и в украинском „громада” и „громадський”.

Таким образом, слово “общественный” подразумевает работу на общество и на общее благо. Тогда как в государственных и в коммерческих структурах люди решают свои личные проблемы, или проблемы государства. Таким образом, третий сектор является как бы концентратором общественных потребностей и посредником в вопросах удовлетворения этих потребностей между гражданами с одной стороны и властью и бизнесом с другой. Такая модель работает во всём демократическом мире и является одной из базовых составляющих гражданского общества. Некоторые эксперты даже делают следующие выводы: с развитием гражданского общества, созданием систем массовой коммуникации государство фактически утрачивает монополию на принятие решений и осуществление административно-распорядительных функций, уступая часть этих функций объединениям граждан.

Но это – теоретическая модель. Насколько эффективно она работает на практике? Говоря о пользе общественных организаций, не хотелось бы уподобляться коту Матроскину. В самом деле, какая польза от того, что общественники собрались за круглым столом и обсуждают какую-то проблему. Тут правильнее говорить о постановке цели и её достижении. Если мы говорим о коммерческом предприятии, то у него есть конкретная задача – зарабатывать деньги учредителям, в этом его польза и смысл существования. Если предприятие не приносит прибыли, а тем более работает в убыток, то такое предприятие подлежит ликвидации как бесполезное.

Цель создания общественной организации – решить социальную проблему или комплекс проблем. Если организация имеет цель и план действий, и может эффективно решать поставленные задачи, значит её существование оправдано. Разумеется, есть большое количество организаций, которые созданы, но не работают или лишь время от времени выходят из коматозного состояния. К оценке деятельности таких организаций нужно подходить дифференцировано. Зарегистрированные общественные организации и реально работающие организации, - на самом деле это характерно не только для третьего сектора. Есть множество примеров, когда существует зарегистрированное и неработающее предприятие, поэтому говорить, что это беда только третьего сектора, нельзя.

Группа людей проявила инициативу, и у них по каким-то причинам не получилось, они не нашли взаимопонимания с властью, не нашли денег, просто-напросто не смогли организоваться должным образом, но у них была инициатива. Вот и родилась очередная «мёртвая» организация. Также не последнюю роль играет вопрос компетентности. Кто-то смог написать проект и получить финансирование от международного благотворительного фонда, а кто-то не смог. Эффективность работы этих организаций будет абсолютно разной. Но если такая организация может реально решить проблему целевой аудитории, хотя бы одного человека, то она имеет право на существование. Другой вопрос, что есть организации, члены которых не имеют чёткого понимания зачем она создана. Максимум на что способна такая организация это породить какой-нибудь очередной никому не нужный «моніторинговий звіт», один из тех, что потом пылятся на полках, потому что читают их только авторы да те, кто финансировал издание.

Речь идет об организациях, которые на самом деле являются не тем, за что они себя выдают. Вообще профессиональное грантоедство строится как раз не на решении конкретной реально существующей проблемы, а на поиске источника финансирования и притягивании за уши надуманной проблемы, удовлетворяющей требованиям донора. Как правило, такие организации сами придумывают проблемы и сами их решают, превращаясь из представителей общественных интересов в машины по освоению денежных средств. Однако при этом грантоедские организации часто оказываются гораздо более успешными по сравнению с организациями, пытающимися решить действительно важные проблемы.

Поскольку их деятельность изначально организовывается как бизнес-проект, в их распоряжении есть материальные ресурсы, они привлекают квалифицированных специалистов, профессионалов, поэтому им проще найти финансирование, найти взаимопонимание с донорами, показать свою компетентность и высокий организационный уровень.

Естественно, они имеют явное преимущество перед волонтёрскими, обделёнными ресурсами организациями, чья деятельность не может быть высокоэффективной в виду объективных причин. Совершенно ясно, что донорам и грантодателям гораздо проще и удобней иметь дело с профессиональной организацией, где написание проектов и отчётов поставлено не поток, поэтому особо «вкусные» гранты распределяются, как правило, между такими организациями. Всем прочим перепадают крохи. Есть пример, когда одна организация пишет уже пятый или шестой проект в один благотворительный фонд, но по всем проектам получает отказ, в то время как подобные проекты от другой организации из того же региона этим фондом поддерживаются. Это, естественно, порождает разговоры о различных закулисных договорённостях, «откатах» и прочих коррупционных моментах.

Вопрос, здесь затронутый, очень важный для деятельности всего третьего сектора, и в то же время очень сложный. Он не может быть решён однозначно, поскольку универсального измерителя практической «полезности» НГО не изобрели, и оценивать её приходится исходя из каких-то субъективных методов. В общем-то, я вижу одно наиболее реальное решение. Дело в том, что третий сектор, декларирующий принципы демократичности, гласности и прозрачности всех процессов в государстве и обществе, сам страдает информационной закрытостью.

О том, что кто-то где-то получил грант и реализовал проект, мы узнаём зачастую спустя месяцы из годового отчёта какого-нибудь международного благотворительного фонда. Статьёй 6 Закона Украины “Об объединениях граждан” определено, что деятельность объединений граждан базируется, на принципах законности и гласности. Объединение граждан обязано регулярно (не реже раза в год) обнародовать свои основные документы, состав руководства, данные об источниках финансирования и расходах. На практике подобные отчёты не публикуются, вообще зачастую не освещается деятельность организаций, нет информации о полученных грантах и реализованных проектах. Информационной закрытостью страдают не только общественные организации, но также доноры и фонды.

Поэтому улучшить ситуацию может только реализация на практике принципов прозрачности, гласности и открытости в деятельности третьего сектора. Для общественных организаций это, в первую очередь - публичная отчётность, причём не формальная, «для галочки», а реальная, с подробной информацией о реализованных проектах, мероприятиях, источниках финансирования, текущих расходах, работе с фондами, госорганами. Для грантодателей – введение прозрачных механизмов присуждения грантов, информирование о причинах отказа, публичное обсуждение грантовых программ для выяснения реальных общественных потребностей. А заодно ликвидация посредничества при распределении грантов – ситуация, когда донор выделяет финансирование двум-трём организациям-посредникам, а те, в свою очередь, финансируют деятельность субгрантёров, не способствует реализации прозрачных механизмов распределения финансирования. После того, как подобные механизмы будут внедрены и начнут работать, можно начинать говорить об объективной оценке эффективности деятельности третьего сектора. Разумеется, все эти вопросы невозможно решить путём законодательного регулирования. Но государство могло бы существенно помочь развитию третьего сектора. При наличии желания, разумеется.

Деятельность НГО без надлежащего финансирования не может быть эффективной. Гранты международных благотворительных фондов – не панацея. Но в то же время неправильно пытаться решить проблему за счёт целевого государственного финансирования. Мы уже имели пример попытки создания финансируемой государством общественной структуры – Украинский национальный комитет молодёжных организаций (УНКМО), получив, в своё время отдельное финансирование из бюджета, превратился в забюрократизированную структуру по распределению финансовых средств между «своими» организациями. В обмен на демонстрацию абсолютной лояльности существующей власти. То же самое можно сказать и о марионеточных структурах типа всевозможных общественных советов при госорганах – они не только являются средством создания искусственных преференций для лояльных к власти общественных организаций, но и становятся инструментом показной демократизации, от имени общественности одобряя любые решения этих органов. Если НГО хочет влиять на власть, она должна делать это самостоятельно, через прессу, методы общественного давления, как это происходит во всех цивилизованных странах, а не становиться придатком бюрократического аппарата. Государство же должно законодательно урегулировать проблемные вопросы обеспечения деятельности НГО, в том числе и финансовую сторону. Нельзя, чтобы финансирование деятельности НГО зависело исключительно от дотаций и помощи западных доноров. Государство должно дать возможность НГО самостоятельно зарабатывать.

Сакраментальной фразы «з метою виконання статутних завдань і цілей зареєстровані громадські організації можуть здійснювати господарську діяльність без мети отримання прибутку» явно недостаточно. Общественным организациям нужно прямо разрешить оказывать платные услуги гражданам или, например, бизнесу.

Допустим есть НГО, специализирующаяся на проведении социологических исследований, но она не может оказывать платные услуги в рамках своей деятельности, потому что это грозит потерей статуса неприбыльности. Конечно, под общественную деятельность можно прописать всё, что угодно, хоть казино, но это будет полулегально и не во всём законно. Если же дать третьему сектору возможность самостоятельно зарабатывать деньги при условии, что расходоваться они будут исключительно на уставную деятельность, это во многом решит проблему финансирования. Заодно и позволит легализовать взаимоотношения с бизнес-структурами – легально получать деньги за оказанные услуги, а не прикрывать всё это благотворительными взносами. К тому же искусственно стимулировать бизнес к благотворительности, например, налоговыми льготами всё равно что целенаправленно развивать коррупцию, сознательно превращая НГО в аппараты по минимизации налогов. Теперь относительно финансирования со стороны государства.

На мой взгляд, не должно быть никаких государственных грантовых программ и целевых дотаций, а тем более финансирования деятельности конкретных организаций. Должен существовать госзаказ на предоставление определённых социальных услуг, которые государство самостоятельно оказывать не может, и подряд на оказание этих услуг должен распределяться между НГО на условиях тендера. Таким образом, государство оплачивает конкретную деятельность, действительно необходимую, стимулируя в то же время развитие организаций третьего сектора. Также местные органы власти вполне могли бы стимулировать развитие НГО путём предоставления права на льготное использование объектов коммунальной собственности, например, для размещения офисов. Или возможность размещения информации о деятельности НГО, социальной рекламы в местных коммунальных СМИ.

Конечно, мы не можем списывать со счетов коррупцию – все эти схемы также содержат определённые риски, когда помощь может оказываться конкретным организациям, которые смогли вовремя «отблагодарить» чиновника, но эта проблема актуальна для любой сферы деятельности в нашей стране. Однозначно, что для эффективной реализации этих механизмов недостаточно переписать закон, переставив местами некоторые положения и изменив название.

Нужно серьёзное и глубокое реформирование, учитывающее не только законодательство, регламентирующее деятельность организаций третьего сектора, но и огромное количество различных подзаконных актов и постановлений. Пока же этот процесс не завершён, от государства требуется хотя бы не мешать деятельности НГО, если уж помочь им оно не в состоянии.